Ведьма на зелёной фишке - Ирина Громова

Не плакала только Ксюша. Она научилась ездить на Скарлетте, и ни в коем случае не хотела перелезать на подаренного ей Терентием грустного чёрного пони.

У меня над ухом, как всегда, висела Маринка из администрации, которая рассказывала небылицы, о том, как уголовники, которые сбежали из Тихвинской тюрьмы, больше недели жили здесь, убили молочницу за банку с молоком и покушались на Терентия. Что наша полиция во главе с полковником Грачёвым провела блестящую операцию по поимке преступников. И если на бедной Глаше бандиты ещё сопротивлялись, то увидев «труп» живого Терентия Павловича, который им так блестяще подложила полиция – сразу сломались и признались во всём. И что Ирка Борисова, оказывается, самая что ни на есть родная дочь самого Бориса Ивановича Селивёрстова. И очень странно, что всем посёлком за все сорок лет её жизни они это просмотрели. И где у людей были их глаза, спрашивается? Она же копия – мать Бориса, Таисия.

Чего я, действительно, не знала, так это последней новости про нашего местного безобидного маньячка, который месяц назад вдруг немыслимо озверел. Оказывается, маньяка подло оговорила Машка Смирнова. Якобы он ударил её по голове до потери сознания. А наговорила на него из ревности. Чтобы он к другим бабам не ходил. И чужого борща с котлетами не нахваливал. На самом деле, наш местный маньяк никого никогда не бил, на борщ с котлетами заходил по взаимному согласию и всегда с разрешения хозяйки.

После бурных празднований, речей, тостов, поздравлений, танцев, фейерверков и крутих, мы с Вовкой вернулись в наш номер. Вовка воткнулся было в телевизор, но сразу засопел. Рядом с ним в кресле пристроилась Скарлетта и засопела в унисон.

А я ещё очень долго смотрела на живой огонь нашего камина, размышляя об удивительности жизни. На плече у меня сидела Тусечка и что-то быстро рассказывала на ухо: «Тики-тики-тики». С некоторых пор я беру её с собой в длительные путешествия, в качестве залога душевного равновесия. Если наступит сложный момент – наш мышонок будет драться до последнего и не даст рухнуть ни моему дому, ни моему миру.